Сергей Плахотников: если мы не научимся развивать отношения, у нас просто грохнется институт семьи

Эксперт по дошкольному образованию, психолог, руководитель блока начальных классов в московской “Новой школе” Сергей Плахотников рассказал Martela EdDesign о том, зачем большой бизнес ищет «управляемых и творческих лидеров» среди дошкольников, почему эмоциональный интеллект – вопрос не тренингов, а рутины, и как психология связана с физической нагрузкой.


Интервью с Сергеем Плахотниковым проходит по скайпу и в субботу. Разговор ведется обоими собеседниками из дома и сопровождается комментариями со стороны детей. Пятилетний сын Сергея Плахотникова демонстрирует свой рисунок, найденный в недрах квартиры аммонит, выученный на днях стих-попевку. Двухлетняя дочка интервьюера плачет и хочет на ручки. Увидев на экране ноутбука Плахотникова, плакать перестает: бородатый дяденька здоровается и устраивает сценку: снимает очки – затем надевает и снова снимает. Сергей Плахотников, кажется, совершенно не стеснен ситуацией. Пока его сын играет рядом, он говорит о вызовах, который мир взрослых бросает современному ребенку. Эти вызовы ребенок начинает встречать чуть ли не в детском саду – в попытке воспитать «управляемых, творческих и организованных лидеров» взрослые спускают тренинговые программы из бизнеса в детский сад.

Большие корпорации сталкиваются с тем, что их новые сотрудники нервные и вспыльчивые, – рассуждает Сергей Плахотников. – Что эти люди начинают бросаться компьютерами, чтобы доказать свою точку зрения. Что они не хотят жить по общим правилам корпоративной культуры. Что им очень сложно разделять наработанные годами ценности, не хватает каких-то способностей для этого. Каких? Например, эмоциональной пластичности, способности быстро перестраиваться, работать с вызовами, контролировать свои эмоции. В попытке воспитать себе «правильных» сотрудников, корпорации проводят тренинги по тимбилдингу, заказывают курсы личностного роста, создают собственные школы и спускаются вплоть до детского сада – начинают тренировать эмоциональный интеллект там.

Об ожиданиях взрослых от ребенка говорит направленность курсов раннего развития. Недетские тайм-менеджмент, софт скиллз, эмоциональный интеллект, – стали ощутимо детскими. Это основа ожиданий крупных компаний от подрастающего поколения. Им нужны «творческие, но принимающие внешнюю задачу, инициативные, но исполнительные, оригинальные, но организованные лидеры». Однако их нужно не очень много. 

Можно ли говорить о дефиците эмоциональности, способности к эмпатии у современных детей?

Можно. Почему? Одна из проблем в том, что у родителей просто нет времени, чтобы разговаривать про это с ребенком. Более того – ребенок часто является помехой для родителя в его достижениях – карьерных, спортивных, каких-то еще. Я без всяких упреков, но вот пример из нашей беседы. Мы с вами общались, когда к вам прибежала дочка, и вы тут же дали ей телефон – «займись, не отвлекай меня». А ребенок же считывает этот посыл. Примерно так: «Я мешаю маме, но зато я получаю приз. Значит, если я буду мешать маме, я буду получать приз». Родитель не осознает, что ребенок понял эту схему с некоторым искажением. В следующий раз, когда ребенок будет мешать, родитель станет взывать к его совести «Почему ты так плохо себя везешь, что это за безобразие?», затем гневаться – потому что ребенок будет продолжать и продолжать домогаться. А ребенок всего-навсего хочет приз.

А как было бы правильно?

Взять паузу, решить проблему. Тут вопрос расстановки приоритетов. Ребенок не должен быть центром, но он требует уважения. Мы же с бабушкой не будем так общаться: «На тебе телефон или айпад, посиди, пока я с дядей поговорю». Это же идиотизм. Я думаю, что с детьми так же, как со взрослыми надо.

Вторая причина дефицита эмпатии – это фон современной жизни. То, как взрослые общаются друг с другом. Ребенок это слышит и подражает, а взрослые базар не фильтруют. Не зря в домах раньше была взрослая и детская половина. Дети на отцовскую половину не ходили, а что им там слушать? Мат-перемат. Хотя сейчас есть и другие отцы: ласковые, готовые к пластике раннего развития. Но основной фон все-таки слишком агрессивен для ребенка.

Третья проблема в том, что ушла культура тетешенья ребенка. Очень мало нормальных колыбельных. Мало всяких попевок-побасенок. Ребенок в младшем возрасте быстро попадает, например, в «Смешариков», которые должны появиться года в 4, не раньше. И в 1,5-2 года малыш уже слушает это громкое, ритмичное: «От! От! От винта!». Хотя в полтора года должно звучать что-то плавное, тягучее, ласковое.

Современным детям не хватает работы с художественными образами – из сказок, фольклора, фольклорных игр, – которые бы позволяли обмениваться эмоциями взрослому и ребенку. Помните, как там … (обращаясь к сыну) Платон, как там про этого дядю? Ты нас вчера учил?

«У дяди Кондрата было восемь дочерей. Они не пили и не ели, постоянно делали вот так», – подсказывает сын. Плахотников продолжает:

Суть в том, что рассказчик показывает какое-то движение, а все вокруг за ним повторяют. Это реципрокность такая, смена ролей: ребенок учит взрослых, называя свои действия.

Очень важно называть ребенку не только действия, но и эмоции – так он учится распознавать их. «Я радуюсь, я печалюсь, я разочарован, я гневаюсь». «Ты расстроен, ты веселишься, ты удивлен». К сожалению, этого нет в российской культуре, но надо прививать.

В принципе, эти вещи можно и нужно тренировать с воспитателем в детском саду. Рассматривать картинки и спрашивать у детей: «Как вы думаете, нарисованный мальчик – он сейчас радуется или удивлен?». Однако смешно называть это развитием эмоционального интеллекта и спускать тренинговые программы из бизнеса в детский сад. Эмоциональный интеллект, как и софт скиллз (творческость, кооперация, вера, в конце концов) формируются не через тренинги, а через ежедневную рутину, ход жизни, уклад. Они потому и называются «софт» –  что они очень мягкие и очень долго развиваются.

Вы говорите о том, что надо называть эмоции ребенку. Не станет ли лишним грузом для ребенка, если родитель будет говорить об отрицательных чувствах? Например, «я устал», «я нервничаю»?

По такому принципу все, что родителя беспокоит и волнует, является лишним грузом для ребенка. Я думаю, что отрицательные эмоции – тоже эмоции, и их нужно учиться переживать. «Я гневаюсь, я ужасно рассердилась. Ты очередной раз разбила тарелку, беда какая-то. Я похожу, подышу, потому вернусь и будем разбираться». Это нормально. Если мы не будем говорить о своих переживаниях, то наши отношения развиваться не будут. Они будут словно завалены на бок, это «игра в одни ворота».

При этом в дошкольном возрасте ребенка отношения с ним стоит строить через предмет. Мы, например, сейчас с Платоном собирали конструктор – купили очень сложный, пришлось друг другу помогать. Наши отношения таким образом продолжались через этот предмет. А можно взаимодействовать через игрушку. Мы можем сказать об игрушке: «Смотри, какие у него большие ножки, какие ручки, какие глазки». Так же можно сказать и о переживаниях, которые игрушка испытывает. «Обезьянка пришла голодная и увидела бананы – ой, как она рада! Она прыгает от счастья! А теперь слоненок забрал у нее бананы, и она грустит». Приписывая игрушке человеческие переживания, мы даем возможность ребенку различать их.

Всегда нужен баланс внутреннего и внешнего. Если взрослый остается сконцентрированным только на внешнем мире, и дети его рискуют вырасти теми, которых заботит только внешнее.

Сейчас педагогика стала гуманнее и либеральнее к ребенку, чем это было 20, 50 лет назад. По идее, и дети должны быть более развитыми эмоционально…

Я думаю, баланс эмоционально пластичных и непластичных людей всегда примерно один и тот же. Просто это качество для нас сейчас стало ценностью, и на него стали обращать больше внимания. Обществу нужны люди, умеющие строить отношения. Потому что жизнь наша становится все теснее, нам все с большим количеством людей приходится вступать в коммуникацию. Кроме того, рабочее и личное смешивается, мы все больше времени проводим дома, занимаясь работой.

Вот сейчас я Платона спрашиваю: «Мама сидит за компьютером, она что там делает?». Ответ: «Ну она там что-то про твою школу работает». Для детей естественно, что человек, сидящий дома за компьютером, работает. Папа в одном углу, мама в другом. Этим людям очень нужно развивать способность к взаимодействию, ведь они так много времени проводят друг с другом. Если мы не научимся развивать отношения, у нас просто грохнется институт семьи.

НОВОЕ

NEW

Фото: Новая школа; Хорошкола; школа в Усово

Физическая культура – это культура движения. Сила, ловкость, быстрота, выносливость, гибкость должны быть развиты в детях. Вершиной этих качеств, на мой взгляд, является ловкость. Предельно правильное движение, которое в данной ситуации эффективно. Способность к этому эффективному движению в «Школе диалога с препятствием» мы и пытаемся развить. Ребенок находится в диалоге с препятствием, он может усложнить или упростить любую интенсивность. Высоту, шаткость опоры, ширину или ужину лаза, количество людей, с которыми выполняет задание.

Одна из важных способностей, которая появляется у ребенка – он готов к риску, но риску оправданному. Он не становится безбашенным. Второе – дети научаются придумывать двигательные задачи такого уровня сложности, которые бы учитывали двигательные возможности всех участников группы. Например, если в группе есть ребенок с ДЦП, и дети понимают, что он может только ползком, то группа придумывает такое задание, в котором все будут ползти. Третье –  мы делаем ребенку «прививку» от разочарования в случае многократной неудачи. Не получилось – начинаем сначала. Опять не получилось – сохраняем силы и боевой дух, продолжаем. Уже дошли до конца – и опять неудача. Встаем и идем дальше. Весь цикл надо сделать безукоризненно и точно, чтобы ребенок вставал не потому, что тренер пинает, а потому что сам этого хочет.

Вы придерживаетесь мнения, что «готовить к школе» ребенка не нужно – его нужно учить быть самостоятельным человеком, который может себя обслужить, исходя из собственных желаний. Умеет дружить, играть и соблюдать правила в этих играх. Какую роль в развитии таких навыков играет пространство, окружающее ребенка дома?

Очень важный критерий пространства до школы – это доступность и насыщенность. Что значит «доступность»? Вот недавно я пришел в один детский сад, и там произошла показательная ситуация. Я общался с детишками-пятилетками. Уже собираясь уходить, шепотом спросил детей: «А какой вопрос вы бы хотели задать воспитателям?». Один ребенок так же шепотом ответил: «А когда можно будет брать машинки?». Так вскрылась основная интрига – машинки можно брать только послушным, только тем, кто бережет игрушки, и так далее.

Наше педагогическое искусство состоит в том, чтобы правильно поставить препятствие перед ребенком. Если вопрос в том, как взять игрушку с полки, а между ребенком и игрушкой стоит взрослый – что развивается в результате преодоления этого препятствия? Способность быть очень хорошим в глазах педагога, попадаться ему на глаза и совершать правильные действия. Вот и отлично – когда ребенок вырастет, это будет еще один робот в руках корпораций. Только он им не нужен будет. Потому что все стандартизированные задачи будут выполнять машины, а человек, выросший в такой парадигме будет неконкурентоспособен. Среда так или иначе наполнена для ребенка препятствиями, вопрос в том, как расставить акценты.

Все, что надо для реализации идей ребенка, должно быть под рукой. Он может это взять, если умеет этим пользоваться. И мамины нитки, если там нет иголок. И бабушкины пуговицы, если он их не глотает. Практически как взрослый, только не совсем. И, конечно, надо давать ребенку возможность оправданно рисковать. Взрослые должны брать ответственность на себя за это. Если они все время ребенка одергивают, безопасности больше не становится, скорее, наоборот. Среда должна быть сложной, тогда она будет безопасной.

К педагогам вроде вас – преподающим в хороших частных школах по индивидуальным методикам – у общества часто есть претензия. Она формулируется примерно так: «частные школы – для богатеньких», и образование, которое вы пропагандируете, не всем доступно. Так ли это? Или ваш педагогический подход – вопрос не системы, а желания и труда конкретного учителя?  

Все зависит от руководителя конкретной школы. Он должен выстроить систему единых требований и норм. Не имеет значения, частное это заведение или государственное. Сейчас очень много конкурентоспособных государственных школ, которые дают хорошее образование и гуманно относятся к детям.  

Вертикаль может это разрушить, но слабо ей. Потому что у нас замечательный Закон об образовании, чудесные ФГОСы, предоставляющие директору школы массу возможностей. Единственное, что остается департаменту образования – писать рекомендации, которые не означают, что их нужно обязательно выполнять. Просто некоторые руководители школ воспринимают рекомендацию как приказ.

Два последних проекта, где вы работали или работаете сейчас (Хорошкола и Новая школа) – новые, нестандартные для образовательного рынка нашей страны. Интересно, как вы оказались в этих проектах, как вас нашли?

В случае с «Хорошколой» меня не искали, я сразу был, и идею о школе мы (с учредителем школы, президентом Сбербанка Германом Грефом, – ред.) вынашивали вместе. А затем вместе строили здание – вначале на ее месте была пустая площадка. Я никогда школу не строил, никогда не был директором, это было сложно для меня. И я очень благодарен, в частности, Герману Оскаровичу, за полученный опыт. Так что я стартовал этот проект, но через четыре года покинул его. Это типично для ситуации стартапа, так бывает.

«Новая школа» – тоже стартап. Поэтому в моих действиях здесь есть некоторая торопливость: я точнее понимаю, куда надо двигаться, как заложить необходимые механизмы, чтобы сложилось детско-взрослое образовательное сообщество. В нынешней ситуации я чувствую себя более свободным, поскольку кроме Новой школы, у меня есть еще проекты, которые доставляют мне радость (Сергей Плахотников руководит региональным проектом «Детские сады Альметьевска: высокое качество образовательной среды через развитие открытого профессионального взаимодействия педагогов», – ред.). И я благодарен руководству Новой, что эта возможность отдыхать, сменяя деятельность, предоставлена мне – и не только мне.

 

Фото: Новая школа

 

Начальная школа – место особенное: пришедшие туда дети только вышли из садика, где, в основном, бегали и играли, – и уже должны сидеть и заниматься учебой. Наверное, сидеть они не очень готовы. Каким должно быть пространство началки, ее архитектура, чтобы дети спокойно адаптировались?

Каждый учитель должен обустраивать пространство класса под себя. Понимая, во-первых, особенности детей, пришедших в школу, а во-вторых, задачи их возраста.

С точки зрения адаптивных моделей я немного примитивно разделил бы детей на три группы. Первые – дети с высокой мотивацией и желанием быть успешными. Они сидят за партой и готовы выполнять любые задания учителя. Дети из второй группы тоже мотивированны и хотят быть успешными, но сидеть за партами не готовы. Они привыкли много двигаться и хотят продолжать это делать в классе. Третья группа детей –  школьники без ученической мотивации. Это те самые дети, что много шумят, все время вызывают огонь на себя, привлекая внимание, или просто сползают под парту и бездельничают. Часто это состояние объясняется опытом, полученным в детском саду. Если там детей постоянно строили и заставляли соответствовать требованиям взрослых, то на выходе велик шанс получить измученных регламентацией первоклашек. Таким детям очень сложно усидеть за партой, они не умеют концентрировать внимание и быстро устают в ситуации стандартного инструктирования.

Чем больше в классе детей из третьей группы, тем более гибким, трансформируемым и мобильным должно быть учебное пространство. Только так оно будет развивающим. На самом деле, жестко обустроенное пространство не идет на пользу никому. Мотивированные дети из первой группы рискуют стать в нем слишком интеллектуализированными, и, в конце концов, тоже потерять мотивацию.

Первоклашки должны иметь возможность работать в разных мизансценах, занимаясь практически одним делом. Пописали за партами, пописали лежа на полу, пописали на доске, наложили листочек на образец, приложили к окну и обвели по контуру. Чтобы найти себя, надо найти необходимое распределение рабочих усилий.

Нужно, чтобы дети не сидели постоянно в «затылочном режиме», как в автобусе. Такой режим работает только на разобщение. На уроке должна быть возможность сесть друг напротив друга, расставить парты четверками, сесть в пары, шестеркой.

Очень важно, чтобы дети могли передвигать мебель в классе, чтобы парты были легкими, и два ребенка, взявшись с двух сторон, могли такую парту перенести. Еще надо сделать так, чтобы ученики могли влиять на интерьер. В этом возрасте детям очень важно предъявлять друг другу плоды своего труда: фотографии, рисунки, красиво написанная в тетради буква. Сейчас достаточно всяких приспособлений, чтобы ребенок самостоятельно мог быстро повесить свою работу: прищепки, нити, войлок. На стенах ничего не должно висеть дольше, чем 3-4 дня, особенно в первом классе, экспозиция должна меняться.

Я бы натянул струну от стены до стены вдоль доски – для того, чтобы повесить занавес и устраивать спектакли. Детям в этом возрасте хочется быть продуктивными, они готовы ставить всякие сценки, разыгрывать стихотворения.

В классе должны быть доски: желательно, меловая и маркерная. Почему важна меловая? Во-первых, когда ребенок стирает мокрой губкой то, что написал его товарищ, он повторяет узор и движение руки товарища. Он может как бы вписаться в то, что написал человек до него. Второе – мел дает качественное сопротивление, он крошится, ребенок может регулировать нажим на доске. В-третьих, ребенок пачкается, что тоже очень важно. Потому что это побуждает соблюдать чистоту и следить за собой. Воспитывать детей в стерильном пространстве нельзя.

Очень важно, чтобы в классе был ковер, на котором дети могли бы собраться в кружок и обсудить то, что они прошли на уроке, поделиться впечатлениями. Они могут читать, сидя на этом ковре. При этом я против диванов в классе. Дело в том, что у наших детей четкое представление о диване –  это место, где лежит папа. И я много раз видел, как дети, видя диван, сразу ложатся, а это не настраивает на работу. Поэтому лучше диваны выносить в коридор, в классе все-таки должна быть потенциально рабочая атмосфера.

 

Фото: Школа диалога с препятствием

 

Вы с коллегами придумали «Школу диалога с препятствием» – образовательную систему, в которой физкультурный комплекс является инструментом для решения педагогических и психологических задач. Как физическая нагрузка связана с психологией?

Физическая культура – это культура движения. Сила, ловкость, быстрота, выносливость, гибкость должны быть развиты в детях. Вершиной этих качеств, на мой взгляд, является ловкость. Предельно правильное движение, которое в данной ситуации эффективно. Способность к этому эффективному движению в «Школе диалога с препятствием» мы и пытаемся развить. Не через «ты должен достичь такого-то результата», а через игру, чтобы у ребенка возникла потребность тренироваться, совершенствовать себя. Обычно как бывает? Взрослый поднял палочку от пола. «Перепрыгнешь?» – «Да». «А выше поднять – перепрыгнешь?». – «Да». «А еще выше перепрыгнешь?». – «Нет, не буду». – «Давай, прыгай, Васька вот прыгает, а ты не можешь!». И все – ребенок больше не прыгает никогда.

Мы ищем такой механизм, при котором ребенок сам себе поднимает эту планку. Он находится в диалоге с этим препятствием, он может усложнить или упростить любую интенсивность. Высоту, шаткость опоры, ширину или ужину лаза, количество людей, с которыми выполняешь задание.

Одна из важных способностей, которая появляется у ребенка – он готов к риску, но риску оправданному. Он не становится безбашенным. Второе – дети научаются придумывать двигательные задачи такого уровня сложности, которые бы учитывали двигательные возможности всех участников группы. Например, если в группе есть ребенок с ДЦП, и дети понимают, что он может только ползком, то группа придумывает такое задание, в котором все будут ползти. Третье –  мы делаем ребенку «прививку» от разочарования в случае многократной неудачи. Не получилось – начинаем сначала. Опять не получилось – сохраняем силы и боевой дух, продолжаем. Уже дошли до конца – и опять неудача. Встаем и идем дальше. Весь цикл надо сделать безукоризненно и точно, чтобы ребенок вставал не потому, что тренер пинает, а потому что сам этого хочет.

Как роль физических нагрузок должна меняться по мере взросления ребенка?

Вся начальная школа – это игры с элементами спорта. Это работа не на результат, а на процесс. Например, Платон занимается дзюдо, но это называется «подвижные игры с элементами единоборств». Потом, когда он втянется, необходимые качества сложатся, начнется классическое дзюдо. К ориентации на результат ребенок становится готов с 11-12 лет. В будущем он может стать кем угодно, хоть на радио работать, но в паузах будет заботиться о своем здоровье. А захочет идти в спорт – пусть идет. Но при этом еще будет читать Гегеля и Бабеля.  

А какой должен быть современный спорт зал?

В начальной школе точно должна быть бегательная зона. Там, где происходит активное движение по горизонтали, догонялки, салки, битвы с титанами. Еще зона, где ведется работа с большими мягкими формами. Из них можно смоделировать препятствие и перепрыгнуть через него, или просто завалить эти модули в кучу и лежать под «обломками».  А еще должно быть лазательное пространство, где дети могут перемещаться во всех направлениях, где есть кач, неустойчивые опоры, где необходимо держать баланс и прыгать-летать через опоры. Получив в дошкольном возрасте импульс в игровой форме, после 5-6 класса школы ребенок сможет пойти в условный Дворец пионеров и выбрать то, что ему еще более интересно.

декабрь 2018 

Для улучшения работы сайта и его взаимодействия с пользователями мы используем файлы cookie To improve the operation of the site and its interaction with users, we use cookies
Понятно Ok